 Отрывок из романа Юрия Петухова «Измена или ты у меня одна». Это лирико – эротическое повествование о любви и верности.
Этот отрывок как раз имеет самое непосредственное отношение к свингу и обмену партнёрами и рассказывает о том, как эти направления развивались у наших предков.
Сам рассказ очень чувственный!
В Доростоле многие воины – русичи нашли себе подруг – полюбовниц, но не всех устраивала такая доля – таиться по углам, скрывать своих возлюбленных от глаз! Ведь они, язычники, привыкли к любовным утехам совместным, шумным и праздничным, как праздничны любые обряды, будь то тризна или же прославление Велеса. Они считали, что любовь на виду у всех, такая привычная для них любовь, придаёт силы мужчине и плодовитости женщине, что она неотъемлемая часть празднеств…
Но вот тут - то и разошлись по разные сторонки братья – славяне: вроде бы и недавно болгары были такими, же необузданными и жизнерадостными язычниками, наслаждающимися своей буйной и требующей любовного жара плотью, а всё ж таки новая вера остепенила их, сделала не такими. И по тому не всем русичам долгое пребывание в Доростоле было по душе.
Радомысл как – то с двумя десятками воинов, теми, что были покрепче да поменьше изранены, устроили на Велесов день любовные игрища – коловоды. Набрали по числу воинов местных женщин, не утративших языческих навыков, разожгли костёр, посадили со всех четырёх сторон стариков с деревянными гулкими щитами выбивать дробь, опустошили половину жбана пенного хмельного пива, разгорячились плясками удалыми да боевыми. А потом все вместе, и мужи и жены, посбрасывали с себя одежды. Оставив лишь украшения – браслеты, кольца, серьги, височные подвески, бусы на шее, и амулеты. И сошлись в хороводе в два кольца – внутренне женское, а внешнее мужское.
Сходились кольца и расходились, сближались и отдалялись друг от друга, кружились то в одну, то в другую сторону. А потом совсем сжалось женское кольцо – одна к другой в плотный кружок – коло. И настигло их тут внешнее кольцо – мужское, надавило извне, обступило, прижалось вплотную. И каждый воин встал позади жены, обнял её. А жены рук не расцепили, но разом, подчиняясь чарующим звукам гудков и свирелей, пританцовывая на месте в такт гулким звукам, трижды поклонились кострищу – низко, в пояс, в ноги, в землю. Да так и застыли, чуть содрогаясь и приплясывая.
Вех со Снежаной сидели тогда невдалеке на бревнышке, посматривали. Уж больно Снежане любопытно все было, никогда не видывала подобного. Да и Веху хотелось вспомнить игрища. Хотелось бы, и поучаствовать в них. Но слаб еще был. И Снежана не пускала. Она вцепилась в него, словно он был ее имуществом, мертвой хваткой вцепилась, а сама смотрела, не дышала.
- Бесовские игрища, прельстительные и колдовские! – выдохнула она ему в ухо дрожащим голосом – Бог накажет!
- Ничего Снежка, ничего. Он и так кого надо накажет! А не он, так другие! – ответил ей Вех.
Приподняв ее, посадил себе на колени, огладил упругие бедра, поцеловал выбившуюся из распахнувшейся рубашки грудь. А она не сводила глаз с «играющих».
Сомкнулись оба кольца, соединились мужи и жены в ритмичном покачивании - танце, и разом раздались веселые приободряющие выкрики, зазвучал смех. Теперь это было одно кольцо, казалось, что звенья в нем едины, просто у каждого такого звена четыре ноги, а тело одно. И покачивается слегка это тело в единой покачивающейся цепи то к кострищу, то от него. И вздымаются вверх распускающимся цветком соединенные женские руки, то опускаются, а вслед за ними, соскользнув с округлых и поблескивающих от притертых масел и благовоний женских бедер, взлетают руки мужские. Ударяют в ладони разом и вновь опускаются. И такое во всем этом колдовство и навьи чары, что сидела Снежана ни жива, ни мертва, оцепенев, глазея во все глаза, дрожа и сильнее прижимаясь к Веху.
Сидела околдованной до тех пор, пока он не перекинул одну ее ногу через свои бедра, не прижал ее к себе грудью…
И тут она словно проснулась. Никогда не была она столь неистова и жадна на ласки. И ею завладели чарующие ритмы. Она сама стала богиней любви и ее же жертвою, она взлетала и опускалась над Вехом. Она сумела развернуть его так, что он сидел теперь спиной к участникам любовного игрища, а она лицом, и все видела…
И он чувствовал, что телом она здесь с ним, а духом, там с ними! Ее заразило это языческое буйное действо. Она про все забыла. Да, в эту минуту она не могла назвать себя христианкой. А Вех ликовал – и от сладостных ощущений, и от мысли – вот теперь она его поймет, она станет такой же, как он. И были они в этой любви одним телом, как и те, что у кострища.
А ритм все ускорялся, он заставлял кольцо сокращаться все быстрее и быстрее. Но не было пока тех, кто не выдержал бы бешеной любовной гонки. Это были настоящие мужчины, бойцы, воины, любовники и настоящие женщины, сознающие свою власть и силу, свои чары и незримое могущество.
Это было торжество чистой и сладострастной, плотской, но в, то, же время незапятнанной и чистой любви. Казалось, сам бог жизни и наслаждения, бог чистых помыслов и открытого высокого достоинства Кополо вселился в каждого участника коловода, сделал его неистовым и неудержимым.
И тут ритм резко сменился. Прошла целая вечность, прежде чем после последнего гулкого удара, со всех четырех сторон прозвучал следующий удар. Даже Снежана, взлетев над Вехом, замерла, уперев обе руки в его крепкие мускулистые плечи. Да, она была во власти ритма, вместе с первым ударом деревянных бил опустилась, со вторым взлетела, и опять …. Она была точно там, среди язычников.
И Вех радовался, что ей хорошо, что сумела понять всю красоту и завлекательность этого действа.
А она смотрела во все глаза. Подчиняясь новому ритму, живое кольцо распалось на два прежних мужское и женское. Но теперь мужское не стало отдаляться, нет, оно просто с каждым ударом перемещалось по кругу ровно на один шаг, и вместе с этим шагом, мужские звенья сливались с новыми женскими – ведь кольцо жен не сдвигалось, оно по – прежнему было склонено в молитвенной позе к кострищу, к богу Кополо. Удары следовали с большими паузами, и руки уже не взлетали вверх, нет. Теперь каждое звено сливалось с каждым, и каждый мужчина хоть на миг становился обладателем каждой женщины коловода, а каждая из женщин чувствовала, что она не обойдена вниманием и любовью ни единого из мужчин. И это было торжество общности любящих друг друга людей, отдающих своим любовникам и тело, и душу, и силы. С этой всеобщей горячей и страстной плотской любовью не могло сравниться ничто на белом свете, ей подчинялось все живое, попавшее в зону действия любовного игрища. Подчинилась ей и Снежана. Вех почувствовал вдруг, что она вот – вот сорвется, спрыгнет с него, бросится туда, к кострищу, чтобы принадлежать не одному лишь ему, а всем. Всем кто готов дарить ей любовь. Но он удержал ее, припал к губам, задрав голову вверх, склоняя ее к себе. И она не покинула его. Но все равно она была там.
А игрище близилось к концу. Мужское кольцо уже несколько раз обернулось вокруг женского, и каждый из воев по такому же числу, раз прижал к своему телу поблескивающие бедра каждой из жен, погрузился в сокровенное, отдалился… и снова прижал. Но тут ритм опять сменился – теперь бешеная дробь покатилась над игрищем. И кольцо разомкнулось, разорвалось.
- Гляди! – вскрикнула Снежана и опустилась, вцепилась Веху в шею, попробовала повернуть голову.
Он вздрогнул всем телом, ибо именно сейчас он отдавал ей семена будущих жизней, именно сейчас он был на верху блаженства. Он сжимал ее бедра, он был только в них, больше нигде! Всего лишь миг, но это было так.
Дробь подчинила себе всех исполняющих танец любви. Снежана увидала, как мужчины, там, где их застали эти быстрые удары в щиты, остановились, замерли на мгновение и словно по команде, подхватили женщин, прижимая их тела к себе, вздымая вверх. И развернулись – разом, и побежали, не выпуская из объятий избранниц случая, не разъединяясь с ними, побежали грузно, неторопко, прочь от кострища, в разные стороны. И женщины закричали вдруг пронзительными голосами, изогнулись, закидывая руки за спины мужей.
Прямо на Снежану с Вехом бежал Радомысл с чернокосой красавицей, груди которой плавно вздымались и опадали при каждом шаге, разбрасывая по сторонам тяжелые нити бус. Вех развернулся, теперь и он видел все.
Радомысл с черноволосой замерли у самого бревна. Он рухнул на колени, завалился на спину, и она упала на него. Еще, какое то, время их тела содрогались, перекатывались, по траве, не разъединяясь. А потом Радомысл застонал, и черноволосая красавица безвольно поникла. Оба тяжело и прерывисто дышали. Это был предел любовного наслаждения. Дальше была только смерть!
|
Светлана Алексей 
Badelbeyz 
